Петр Драгунов. Ветер душ

25.

Мы шагаем по дну ущелья, лавируя через бесконечный лабиринт из булыжников и валуганов. Сель лежит у нас под ногами. Мы попираем его. Остатки озера Иссык - небольшая воронка, метров пятьдесят в диаметре. Мы на его бывшей поверхности, даже чуть выше.

Огромные двухсотметровые стены Кремлевки. Вот так скала! Целый каменный пояс. Но особенно красив основной массив. Кроваво красный, изрезанный вертикальными трещинами, почти пещерами. Нереальная высота, до самого неба. Вот бы полазать. От одной мысли сводит пальцы на руках и потеют ладони. Я почти чувствую пропасть, разверзнутую под моим брюхом.

Ущелье резко сжалось. Темными, выщербленными краями над нами повисли прораны. Идем у самой кромки воды, вверх по течению Дракона, вверх к его логову. Иногда, спрессованная земля провисает над нами карнизами. Страшно, это же не скала, а вдавленный неимоверной силой грунт. Но ведь двадцать лет прошло, вдруг что отвалится? Преодолеваем такие участки по одному, бегом. Все было будто вчера, и эти стены еще хранят эхо бурного потока. Ничто не прошло, пока есть эхо, беда еще длится...

Слава Богу, выбрались наружу из этой мрачной колыбели. Свернули влево, и Иссык позади. Только полноводный ручей - один из многочисленных притоков. Самое время пообедать. Полдень, жара, рюкзаки не за плечами.

- За водой! - кричит чему-то радостный Сергей Маркович.

- Кто?

- А ты и сходи. Вон в ту лощину.

Топаю вверх по ручейку. Надо почерпнуть где поглубже, чтобы полные. Не два же раза пробиваться. Вон там озерцо, метров пять-шесть, воды наберу, куда уж.

Заворожило. Как заколдованный смотрю на его дно. Оно переливается золотом, блесками, радугой. Это отголоски давних турпоходов с безвременно разрушенной турбазы. Тысячи консервных банок горят желтизной через кристально чистый слой воды. Раньше консервные банки покрывали латунью, вот они и не гниют, отполировались за …надцать лет.

Сколько же их было, походов, ночевок, ужинов у костра? Сколько лет понадобилось для того, чтобы природа сделала захоронение таким чистым, даже красивым? Баночки как на подбор из магазина ювелирных украшений.

У меня и мысли нет, что здесь брать воду нельзя, а ведь когда-то это место было просто помойкой. Через сколько лет исчезнет след твой, человек?

Удобная поляна, вся в яркой, девственной зелени. Можно повалиться на спину и поболтать ногами. В конце концов, мы заслужили это. Сегодня протопали в гору никак не меньше 25 км. Завтра подъем по моренам, и безжизненным осыпям. Завтра нас ждут перевалы.

Дежурные как сонные мухи суетятся у костра, ставят чай, варево. А мне - опустить ноги в холодную воду и сидеть, сидеть. Мы так далеко от липких прелестей цивилизации, приятно ощущать это всей кожей.

Еще есть время до вечера понежиться на солнышке, размять оттянутые поклажей плечи. Популярен массаж ног, особенно у мальчиков для девочек и наоборот. Но вот отблески костра становятся красными, замолчала гитара, успокоились сытые желудки; и опять горные истории. Куда без них.

В те самые шестидесятые, а, может, и раньше, нашей мирной стране очень потребовался уран из таблицы Менделеева. Это элемент такой, радиоактивный, для бомбы применяется. И отправились гонцы во все стороны Советского Союза искать чего нужно, совершенно секретно.

В наше высокогорье их забрасывали вертолетами к истокам ущелий. И шли они вниз, снаряженные рациями и счетчиками Гейгера. Тогда их было пятеро и одна женщина.

Там, где женщина одна, как водится, за нее соперничают. Компания не оказалась исключением. Два сильных мужика - Василий и Анатолий - недолюбливали друг друга именно по этой причине.

Но притерпелись и почти половину маршрута отмантурили без существенных происшествий. Так, пару раз чуть не сцепились прилюдно. Ну ведь чуть не считается?

Туманная непогодь отстала, с утра прояснилось. Тень от елей дышала свежестью, а солнышко припекало спины и сушило сырые рюкзаки. До этого двигались по стахановски - чем дальше, тем лучше. А сегодня народ возжелал расслабухи и порешили идти до обеда к месту, которое приглянется. Там отдохнуть почетче, мозоли подлечить и с базой связаться. Доложить обстановочку.

Пока разложились, обставились, скашеварили. Вечер пришел быстро, сумерки ахом мелькнули, а там и ночь. Но залегли по полной программе - намаялись, еще и дождь опять заморочил. Вроде неоткуда, да спустилось с вершины белое облако, затуманило и прямо на лагерь геологов легло.

Темная ночь. Чуть в отдалении шебуршит река. Разлапистые кроны елей скрадывают звуки, наполняют воздух душистым запахом хвои, свежести и тишиной. Туманная сырость замочила полог палатки, но внутрь не проникала. Даже уютно. По брезентовому пологу монотонно барабанил дождь. Да вот не спалось.

Емельян Тимофеевич, в простонародье Емеля, ворочался с боку на бок, чертыхался в тряпочку и с завистью думал о мирно дрыхнущих подчиненных. Им то что, свое оттопали и на боковую. А маршрут-то, похоже, пустой. Ну не получат трудяги премиальных за удачу, получат за досрочное прохождение маршрута. А у начальника год жизни пропал. Какое на фиг повышение, когда отрицательный результат? А хлопот сколько - снаряжение, продовольствие, доставка, облет сверху, согласование с местными властями. Да всего не перечислишь... А ответственность?

У двух лбов руки по друг другу чешутся, а ему сглаживать. Одна коза хвостом виляет, а Емеле запрещать. Что ей запретишь, коль девка на выданье? Дней бы ясных поболе, да троп пробитых. А то за день среди валуганов больше десяти км не прошагаешь. Маршрута еще на пятнадцать дней, а продукты тают, как мыло в бане. Эх, счас бы в баню...

- Кто это там ходит!? Кому не спится? - громким от неожиданности фальцетом проорал Емеля.

Народ повскакивал.

- Ты что начальник, с ума сбрендил, наши все на месте.

- Да ходит кто-то вокруг палатки.

- Зверье что ли?

- Да нет, вроде как человек ногами шаркает.

- Счас посмотрю, - неожиданно согласился радист. - Мне все одно до ветру.

- Давай, давай азбука Морзе. Только штаны не промочи, - хохотнул Василий и

перевернулся к Ирине поближе. Анатолий засопел.

Неторопливый Федор вытащился из спальника, подобрал карабин от греха подальше и вывалился из палатки.

- Ну что там? - Вопросил Емеля.

- Да нормально. Но кто-то был.

- Кто?

- А-а!!!

Дикий, нечеловеческий крик прорезал тишину. Через секунду в палатку ввалился Федор.

- Что?

Радист молчал. Он быстро собирал свои шмотки и как попало набивал ими рюкзак.

- Да что там? Не тяни.

Федор зачем-то поднял рацию, осмотрел ее с боку на бок, будто видел в первый раз, поднял повыше и неожиданно, с силой треснул грешную о земляной пол.

- Ты что?!

Но поздно, взгляд Федора безвозвратно изменился. По телу пробежала судорога. Он изогнулся в мучительном спазме, будто пытаясь протолкнуть нечто вполне осязаемое из своего живота наружу. На губах появилась черная пена, комом задергался небритый кадык и рваные, булькающие звуки раздернули его рот.

Он говорил, мельнично размахивая длинными руками, пытаясь объяснить нечто несуществующее, на неведомом людям наречии. Клокоча слюной, вываливая нереально длинный белый язык, Федор взахлеб рассказывал оцепеневшим товарищам что-то, тыкая пальцем в пустоту. Потом замер, оглядел всех и рассмеялся жутким, воющим смехом бешеного зверя.

Через час Федор скончался от удушья, подавившись своим собственным языком. Но даже после смерти жуткие конвульсии не покинули его тела. Стянутые в узлы сухожилия вывернули его наизнанку, свернули в нереально маленький кокон плоти. Наступал серый, муторный рассвет нового дня.

Кто-то сварил суп. Ели с трудом. Липкий запах блевотины не отступал от горла, и после полной простирки всех вещей. Емеля возился с рацией. Аппарат шипел, но треснутое стекло ламп надежд не оставляло.

- Уходить надо... - голос начальника осип, наполнился хрипотой и усталостью.

- Сам и иди, мы с этой сволочью поквитаться решили.

Вечные соперники Василий и Анатолий неожиданно сгруппировались вместе.

- Мы ему засаду устроим, с винторезами, разберемся как надо. Вы в палатке посидите, тихонечко, со свечкой. А мы сами сделаем. Он на огонек, а мы с заду, и кранты.

- Вот оно как. Самосуд, значит. Щенки телячьи. Пороху не нюхали, а туда же. А кто отвечать будет? Я в сорок первом таких навидался, с берданкой наедине герои, а как немец выйдет, так сразу в штаны.

- Не трави Емеля, начальник то ты, но случай особый, Федора жаль. Нас не переломишь, и говорить не о чем.

Мужики подобрали растерянную было уверенность. Соорудили два логова в ветвях елей рядом с палаткой, смазали стволы, наметили цели, в общем, как на учениях. А тут и вечер пришел.

Нет ничего томительней такого ожидания. Жгли свечку за свечкой. Анна подобралась в спальнике, свернулась комочком и вздрагивала на каждый шорох. Серый как пепел Емеля, не выпускал из рук винтореза и через раз поправлял огромный охотничий нож. То вынет, то обратно в кожух засунет.

Где-то ближе к утру послышались неторопливые, шаркающие шаги. Емеля передернул затвор, мельком взглянул на побелевшую Анну и приготовился к броску.

Дробно грянули два выстрела. Вспоров бок палатки, Емеля выплеснулся наружу и заложил вкруговую всю обойму. Низом, чтобы своих не задеть.

- Вася, Толя, что вы там!? Видели!?

Но ни Вася, ни Анатолий не видели больше ничего. Одному пуля пробила лоб, у другого вышла через грудину. Застрелили мужики сами себя. Со снайперской, невероятной в темноте точностью застрелили.

Захоронив тела, живые бегом устремились вниз, прочь от этого злого места. Бросив снаряжение, продукты, в три дня отметелили остаток расстояния. Еле пробились, вышли к людям голодные, оборванные. Но кто им поверит?

Комиссию забросили вертолетом. Необъяснимых аномалий она не нашла. А что радист помер от неизвестной ранее болезни? Да кто знает, где он ее подхватил. Двое самцов на почве ревности друг друга кончили, что нового? Емеля несуразнь несет? Да в его положении только на Бога и надейся. Как бы сам кого не стрельнул, да пули не его, баллистика показала. Девка? По уши замарана, нечего было юбкой крутить. Может бы и обошлось, как бы не она.

Уран в том кусте так и не обнаружили. Население местное, туда не забредало. Так что сказки сказками и остались, и говорить не о чем. Через пяток лет история превратилась в легенду. Для любителей ночного бдения у костра вещь полезная, но не более. А горных туристов к тому времени развелось пруд пруди.

Двойка ленинградцев сделала первопрохождение маршрута пятой категории сложности в отдаленном районе Заилийского Алатау. Веером промотались сложными ледовыми перевалами и вот, дохаживали маршрут вниз, к людям.

Им, спортсменам, вниз дотопывать, что семечки щелкать. Выбравшись живыми из хитросплетения пропастей, морен, ледников и скальных склонов, мужики откровенно расслабились.

Когда подвернулось такое классное место для роздыха, и думать не стали. Откопали со дна энзэшную фляжечку, набрали грибков на соседней полянке, - и разморило.

Песни пели, жаль, что без гитарки. А когда облачко туманом на ночь залегло, упали спать и ничего такого в голове не держали. Может и прошло бы все пучком, да одного из них гидробудильник среди ночи прижал. Вышел он до ветру...

Второй проснулся от дикого, нечеловеческого крика товарища. Когда обезумевший друг ввалился в палатку и стал собирать вещи, он вспомнил все. Да опять же поздно. К утру было кончено.

Захоронив товарища, он сделал белую затесь на ближайшей ели. Написал громадными буквами: "БУДЬ ПРОКЛЯТО ЭТО МЕСТО, НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ ЗДЕСЬ!!!" и двинулся вниз к людям. Больше в это ущелье никто не захаживал.

Мы протопали два перевала высотой более четырех тысяч метров. Десятки разнообразных озер попадались нам на пути. Мелкие, глубокие, иссини черные, белые как парное молоко, холодные, суровые, уходящие в толщу ледников, теплые среди знойного разнотравья - они притягательны каждое по-своему. Были и такие, от которых уже ничего не осталось. И только белая бугристая масса соли указывала на их прошлое существование.

Наши глаза просто не могли вместить бесконечной череды образов, так легко вызванных к существованию дикой природой. Горные отроги, цирки, хребты сплетались в запутанный, бесконечный клубок. Но наш тренер уверенно выводил компанию из каменного лабиринта, находил места переправ, роздыхов, ночевок.

Остановились на дневку у реки Чон-Кемин. Полноводный, бурлящий поток делит надвое Заилийский и Кунгей Ала-Тау. Здесь свой, абсолютно неповторимый мир, непохожий на все видимое мной ранее.

Зеленое травное царство мириадов кузнечиков и тысяч сурков. С каждым шагом, из-под ноги выпархивают тысячи усатых прыгунов. Их так много, что кажется, они сидят на любой травинке.

А в каждой ложбинке есть свой сурок с лично отстроенной системой норок. Как маленькие фигурки божков, они сидят в отдалении и провожают нас испуганными взглядами.

Мы не вписываемся в их мир, а они в наш. Зачем они стоят часами, наблюдая за окружающим? Пищи хватает, вода рядом. На солнышке не понежишься - слишком жарко, а то и пернатые в гнездо могут утащить, тогда каюк. Зачем высовываются?

У последнего перед Иссык-кулем перевала натолкнулись на юрту семьи чабанов. Встретили нас радушно, как видно, человек здесь редкий гость, а нас столько и мы такие непонятные, под рюкзаками, премся черти куда.

Хозяин улыбался во всю необъятную широту бронзового лица, пробовал накормить нас шурпой из сто лет немытого казана, но мы не соглашались. Тогда появился холодный, свежий айран - кефир в конском исполнении. Изголодавшись по прочим кроме чая и воды напиткам, я приналег и выдул целую бездну. Это меня и подвело.

Мы преодолели перевал, когда мой до сих пор мирный желудок, нежданно объявил революцию. Глаза застелила поволока боли, и я шагал вниз скорее по инерции, чем в сознании. Взгляд сузился до тоннеля с ногами впереди идущего. Очень боялся отстать.

Переходили вброд какой-то ручей, когда небо вдруг оказалось у меня под ногами. Я перевернулся через рюкзак и не мог встать. И вот тогда боль прихватила меня по настоящему.

Наутро плохо, но не так фатально, как казалось в начале. Ведро марганцовки, так гадко входившее в меня, вышло замечательно во все имеющиеся дырки, за исключением ушей. Желудок пуст, вернее, накачан одним воздухом. Сдуваюсь в стороне от прочих, но под чутким контролем кого-нибудь из пацанов. Ел активированный уголь, сделал дерьмо черным, не помогает. Заснул в отдельной палатке, подальше от людей, и это было благом.

Но горы кончились, если бы не мое отравление, мы были бы на Иссык- Куле на день раньше. Ничего не ел целых два дня, Архипов поит меня таблетками и жидким бульоном. Ему смешно, а мне не очень. Но оклемался, отлежался, и начал входить во вполне праздную, сутолочную жизнь отдыхающего на море. Такой вот бесславный конец похода.

Далее

.

Пётр Драгунов. Ветер душ.

Автор: Драгунов Петр Петрович

Владелец: Драгунов Петр Петрович

Предоставлено: Драгунов Петр Петрович

Собрание: Пётр Драгунов. Ветер душ.

Использование материалов сайта разрешено только при согласии авторов материалов.
Обязательным условием является указание активной ссылки на использованный материал

веб-лаборатория компании MaxSoft 1999-2002 ©