| Друзья и Столбы
  По мере приближения к Красноярску неприятное чувство, порожденное неудачами с 
академической учебой, постепенно сглаживалось. На его место вставало другое: 
ожидание с друзьями, Столбы, Красноярск и Енисей, которые уже стали для 
художника второй родиной. Лето еще было в разгаре, когда Каратанов приехал в 
Красноярск. Родители еще не приехали из Бирюсинских приисков, и в мансарде жила 
какая-то семья, которая скоро перешла в передний дом. Теперь единоличным 
хозяином надстройки будет художник, и в ней он окончательно устроит свою 
мастерскую. Здесь он будет творить то, что ему надо. А надо во что бы то ни 
стало писать свою Сибирь со всеми ее особенностями как в природе, так и в 
человеке. Ведь сибиряк тоже особенный человек, как продукт воспитания в суровых 
условиях холодного климата, закаленный в борьбе с природой. Природа и человек в 
тесном соприкосновении представлялись художнику самым обязательным местным 
сюжетом, от которого надо идти и к которому надо приходить. Но прежде всего надо 
сходить к бывшему учителю Рутченко и по душам поговорить с ним. Рутченко жил в 
своем доме по Песочной улице, где была его иконописная и иконорезная мастерская. 
Учитель и ученик встретились тепло, и каждый излил в душевном разговоре свое 
накипевшее, неулаженное с жизнью горе. Рутченко собирался уезжать, что он и 
сделал, видимо, в этом же году. Семейные нелады, и старый человек едет, куда 
глаза глядят, все равно, а пока на восток в Иркутск. Каратанов рассказал ему о 
себе и показал несколько своих работ, из которых Учитель попросил у ученика 
понравившиеся ему: этюд Женская голова и Пейзаж с облаком, тот что так нравился 
в Петербурге Куинджи. Взаимно Рутченко показал Каратанову свою работу - 
Маленький пейзаж, писанный им на речке Моховой в окрестностях Красноярска.
 
  Слухом земля полнится и о приезде Каратанова быстро друг от друга узнали его 
красноярские столбовские друзья. Пришел сосед Александр Надольский - конторщик - 
всегда веселый и жизнерадостный человек, отличавшийся силой и здоровьем. Этот 
уже мужчина в любую минуту готов был бороться, возиться и двигаться, не зная 
иначе куда девать свою силу и задор. Он имел сильный дискант и вечно напевал 
что-нибудь даже тогда, когда все замолкали в разговорах при подъеме крутым 
Каштаком, он на ходу в этот крутяк пел арии из различных опер и совершенно не 
знал для своей высокой груди одышки. Это был по сложению не человек, а сколотень. 
Если прибавить сюда хороший характер, то вот и портрет Саши Надольского, одного 
из друзей художника. Он радушно встретил соседа-друга и прежде всего схватил его 
в охапку и не отпуская на землю крутился с ним пока тот не взмолился и был 
выпущен из объятий. Так обрадовался он Митяю.
 Чтобы познакомиться с окружением прибывшего домой Каратанова, нужно вкратце 
описать его друзей того времени, они будут до некоторой степени характеризовать 
и его самого. Недаром же создана поговорка «Скажи с кем ты знаком, а я скажу кто 
ты такой». 
  Гриша Трегубов. Маленький службист то у нотариуса, то у 
своего брата Николая - ловкого и предприимчивого торговца, открывшего в городе 
писчебумажный магазин под оригинальным названием – «Дело и забава». Простое 
русское лицо и умение сделать глупый вид, ловко изуродовав свое лицо при умело 
скошенном глазе не раз выручали Гришку из рук почти уличивших его жандармов. 
Бились они над ним и выпускали как или убогого и ненормального, или как глупого 
простака, и Гришка вновь превращался в себя самого, хорошо грамотного, 
начитанного, хорошего товарища и, кстати, прекрасного фотографа, делающего при 
своем никудышном аппарате чудесные снимки. Одно время вместе со своей женой 
фельдшеричкой Галей он жил в маленькой комнатке Мансарды.
 
  Петр Максимович Новоселов /Петр/ был натурой артистической, 
мечтавшей о сцене. Гоголевского типа, крылатка, пенсне и всегда черная фетровая 
шляпа и тросточка, в которой он по возрасту вовсе не нуждался, говорили сами за 
себя, выдавая его за интеллигента семидесятых годов, каковым он и был. Из него 
бы, конечно, вышел неплохой артист, если бы он пошел по этой нравившейся ему 
линии, его даже прочили в театр Комиссаржевской в Москву, но ранняя женитьба, 
семья и наконец после 1905 года убег в свободную тогда Америку от произвола 
царизма. Там он сначала караулил лес на какой-то реке, а потом неизвестно нашел 
ли он свою судьбу по подсказке таланта или нет?
 
  Скороходов Михаил Елеферьевич /Миша/. Гимназист Красноярской 
гимназии. Он появился из Енисейска и хотя был моложе Каратанова, но был в его 
компании как сверстник. Шутник и балагур, всегда выкидывающий какие-нибудь 
номера, в которых трудно, особенно не знавшим его, угадать  что  это 
серьезно или в шутку. Он, как и Новоселов, был артистом только в другом роде: не 
трагик, а комик. С ним не было скучно, как и со всяким понимающим затейником. Из 
него вышел после окончания Академии неплохой художник и талантливый архитектор. 
Умер в Италии от аппендицита во время заграничной командировки. Он тоже с 
тросточкой, которая в его руках скорее орудие жонглерства и жеста.
 
  Минаев Саша. Молодой влюбленный в жизнь и Столбы гимназист. 
Его чуть не до плеч вьющиеся волосы при простом русском лице похожем на женское, 
говорили за его и женственно мягкий характер. Если сюда прибавить любовь к 
ботанике и охотность  в любой час дня и ночи идти в природу, то станет 
понятным его пристрастие к столбизму и друзьям, готовым к тому же.
 
Масленников Константин Александрович /Костя/. Человек без 
особых талантов, занявший в компании Каратанова почетное место как столбист и 
вообще любитель природы. Рожденный на Ангаре и имеющий большой навык в таёжном 
обиходе, он, как любитель столбизма, всегда был застрельщиком как сухопутных, 
так и водных прогулок. В последних у него был большой стаж по Ангаре. После 1905 
года он уехал из Красноярска и поселился в Киеве, где и остался навсегда. В 
войну 1941-1945 гг. он пять раз стоял у стенки во время перехода власти из рук в 
руки и по счастливой случайности благополучно    сохранял себе 
жизнь. Повезло ли в последний раз неизвестно, т.к. писем от него Каратанов 
больше не получал. 
  Масленников Михаил, брат Кости /Миша/. Простой душевный 
парень. Неудачник в службе и затем больной. Он, можно сказать, освоил Мансарду и 
де-юре и де-факто. Некоторое время работал топографом и был неплохим фотографом. 
Работал от случая к случаю. Это был постоянный хозяин мансарды и обязательный 
товарищ в столбовских походах. Умер от туберкулеза, будучи безжалостным хозяином 
своего здоровья.
 
Кроме этих основных столбовских компаньонов были и менее постоянные, но все 
же компаньоны и посетители мансарды: гитарист Нагаев Павел, художник Шестаков Андрей Сергеевич /Андрей/, учитель Сипкин Василий Александрович /Вася/, рисовавший, но не талантливо.  Зато артистом-любителем он был неплохим и особенно, чем стал известен он 
впоследствии, это библиотекой пьес, которая была у него уже с тысячными 
номерами, причем многие имели роспись даже по ролям.  
  К этим перечислениям нужно 
добавить и многих других более или менее случайных и недолгих знакомых. Эта 
компания, а компаниями в то время и назывались всякого рода объединения такого 
типа,  всегда имела базу в мансарде, отсюда отправлялись на Столбы, в 
плавание на лодке по Енисею или Мане, на Базаиху и в другие места, куда влекли 
красота и простор. Сюда приходили. Здесь  вновь сговаривались идти и здесь 
велись всякие разговоры о природе. Каратанов, желавший превратить Мансарду в 
свою мастерскую, не заметил как она в скором времени превратилась в своего рода 
клуб столбовских друзей. Началась насыщенная поездками и походами, в лодке и 
пешком пора с заманчивыми сюжетами натуры в условиях широкого речного простора и 
скалистой и часто дремучей тайги. Везде были зарисовки и этюды, собиравшиеся как 
материал для будущих картин. В следующем 1897 году с Бирюсы приехали родители 
художника и застали уже сложившуюся компанию художника. Иннокентий Иванович сам 
будучи любителем тайги благосклонно относился ко всем выходам сына и его 
компании в природу, а Павла Николаевна по своей женской привычке стала принимать 
участие во всех хлопотливых сборах в природу. Однако жизнь не всегда баловала 
художника сюжетами на местные темы, ради заработка приходилось брать заказы и не 
совсем интересные для художника.
 
  Что же привлекало молодежь к знаменитым 
Красноярским Столбам? Ответ прост. Как и теперь: красота и дружба. Проводить  
время в красивой природе и с друзьями - вот основа для скитаний и восхищений. А 
если сюда прибавить  еще и занимательность сюжета и его поиски, то станет 
ясным та притягательная сила Столбов, которая манила к себе массы молодежи. 
Столбы конца прошлого века были еще, как говорится, в золотом веке своего 
существования и только начинали осваиваться. Костюм большинства столбистов еще 
не был приспособлен для лазания по всеобдирающему сиениту и мало отличался от 
праздничного костюма деревни или села и был похож на мещанский костюм 
горожанина. На мужчинах длинные рубахи-косоворотки и плисовые шаровары, 
заправленные в наборные кожаные сапоги. Фетровая шляпа, реже картуз и сверху 
азям или однорядка от непогоды и для тепла. На женщинах обычная черная или 
вообще темная юбка и кофта, на голове платок и даже шляпка и простые ботинки на 
ногах. Если сюда прибавить какое-нибудь старое пальто, то в общих чертах вот и 
костюм для женщин. Редко кто из обладательниц слабого пола ходил в мужском 
костюме, это считалось неприличным, а если и надевали его, то только уже на 
Столбах, иначе бы их просмеяли и в городе, да и по дороге в той же деревне 
Базаихе. Понятно, что в таком костюме подниматься на вершины Столбов было 
неудобно и первые столбисты изобретали разного рода примитивные сооружения для 
восхождения. Прежде всего на Столб в удобном месте валилось какое-нибудь близко 
стоящее дерево, у него обрубались длинные ветки и по оставшимся их основаниям и 
происходило  залезание.  Каратанов в 1889  г. при первом 
посещении Столбов по такого  рода лестнице и забрался на самый высокий 
Второй Столб.
 
  Не все Столбы были доступны, и Каратанов  вместе с А.Антипиным сделали 
подобный ход впервые на Деда. Лазание и встреча восхода солнца на вершинах 
Столбов была почти обязательной. Лезли с рассветом и дожидались  восхода, и 
когда из-за кромки далекого гористого горизонта показывалось солнце, Столбы 
оглашались хоровой гаммой /СОЛЬ-МИ-ДО/, озвученной словами «И солнце и любовь». 
Впоследствии эти слова утратились и были  заменены Тра-Ля-Ля. Этим и 
начинался день на Столбах. Для подъема более слабых с собой были через плечо 
веревки, которые по уходе в город прятались в камнях. Веревки впоследствии 
сменились опоясками из 3-4х аршинных отрезков ситца. Налазавшись, пили чай 
крепкий кирпичный с дымком, к обеду стреляли из маленькой пушечки.
 
  Но золотой век отходил, оставляя о себе 
полу-легенды, искажаемые в потомстве. В 1898 году умер один из основоположников 
столбизма Александр Семенович Чернышев, а его друг и соучастник Николай Иванович 
Суслов ходил уже редко, сын Чернышева Леонид уехал в Москву учиться в училище 
живописи, ваяния и зодчества и компания первооткрывателей распалась. Столбы 
унаследовали не менее пылкие их последователи с Каратановым во главе. Появилась 
и другая параллельная компания - Шестаковская во главе двух сестер Елены и 
Антонины, что на языке столбов звучало как Еленишна и Тютишна.  Эти две 
компании бывали и вместе и они одни из первых стали осваивать район Диких 
Столбов. Вообще компаний, особенно в предпраздничные и праздничные дни, было 
много. Такие свободные люди как Каратанов не связанные службой заживались, 
подолгу оставаясь до нового прихода своей компании в следующую субботу. В эти 
годы уже начиналось "брожение умов" и в Сибири, что не могло не отразиться и на 
жизни столбистов. Разговоры о царском режиме и соответственные песни были 
обычными на Столбах. Здесь меньше стеснялись, чем в городе, но и сюда начали 
появляться в скрытом виде под видом столбистов блюстители порядка, но они 
чувствовали себя здесь, конечно, не в своей тарелке и только присматривались. 
Избушка объединяла всех передовых людей того времени и пробраться в их среду 
было трудно, т.к. все были близко знакомы и каждый новичок был бы под 
подозрением.
 
  Жилось привольно и весело. Каратанов писал маслом только когда оставался 
после компании, т.е. среди недели. Художник редко лазал на Столбы, он больше 
ходил и наблюдал. Оставаться одному ему не хотелось, да он и побаивался, сам не 
зная чего. И все же были такие случаи. Вот что об одном из них как-то рассказал 
вдолге художник: «Я пришел по Лалетиной в надежде, что на Столбах обязательно 
кто-нибудь будет, да мы в городе почти что сговорились, что встретимся. Но 
никого не было. Сходил за водой и вскипятил чай, а уже смеркалось и начал 
накрапывать дождик. Мне все казалось, что кто-то кричит и я потихоньку 
отзывался. Но никого не было. Уже стемнело, и дождь усилился. Я снял котел с 
тагана, поставил на стол на терраске, затопил в избушке железную печку и стал 
ждать. Послышался отдаленный гром, усиливался дождь, и я прилег на нары. Гроза 
приближалась, и раскаты грома, отраженные эхом в Столбах, сделались  
сплошными почти, часто следуя друг за другом. В это время стало как-то не по 
себе и я не выглядывал из двери. Дождь полил как из ведра, и я вдруг услышал на 
терраске какое-то фырканье и необычный стук об пол чего-то такого, что никак не 
походило на человеческие шаги. Я закрыл дверь на крючок и ждал, по крайней мере, 
чего-нибудь близкого к человеческому голосу, окрику, но вместо  этого 
что-то большое с силой терлось о дверь снаружи. Я для воодушевления себя 
окрикнул это что-то и в ответ услышал слабое ржание. Как я был рад этому звуку! 
Я открыл дверь и увидел силуэт лошади. Ах ты, бедняга. Ты испугался грозы, а я 
тебя. Ну ничего, теперь вдвоем веселее. Я вышел, и лошадка, стуча копытами, 
тихонько сошла со ступенек терраски и пошла в сторону. Видимо, мы оба были рады 
друг другу и теперь оба успокоились. Но откуда на Столбах лошадь? Наверное, 
отбилась от табуна, шедшего на Ману, и попала к Столбам.  Гроза прошла и на 
утро пришли товарищи, которым я и рассказал о неожиданной вначале загадочной 
встрече с крестьянской лошадкой. Много интересного бывает в лесу населенного 
всякой живностью», - заключил свой рассказ художник.
 
  
  
  
  
 А.ЯворскийГАКК, ф.2120, оп.1., д.12 
         
 А.Л.Яворский. Друзья и Столбы Автор: Яворский Александр Леопольдович Владелец: Государственный архив Красноярского края Предоставлено: Государственный архив Красноярского края Собрание: А.Л.Яворский. ГАКК |  |