| Из Минусинска в Красноярск на лодке
  Летом 1911 года Каратанов и я /Яворский/ сплывали в лодке из Минусинска в 
Красноярск.
 
  …После этой поездки по широкой большой 
реке захотелось посмотреть снова свои всегда любимые Столбы, и мы решили сделать 
поход на старые насиженные места. Однако идти просто на Столбы туда, где всегда 
много народу нам не хотелось, и мы предпочли обычному походу заход на Дикие или 
Дальние Столбы и не на один или два дня, а минимум на неделю, что и сделали. 
Участвовал в этом заходе кроме Каратанова и меня еще его племянник Иннокентий 
Пирожников или просто Кенка. Наняли мы в деревне Базаихе вьючную лошадь и, 
нагрузив на нее весь свой багаж, где кроме провизии были и теплые вещи, мы 
двинулись в путь. С Дикого камня лошадь что-то не пошла и мы, отпустив 
возчика и нагрузившись всем наподобие верблюдов, стали спускаться в глухой 
таежный ложок. Каратанов шел сзади, я впереди. У него поверх всего было сверху 
наброшено ватное одеяло, и оно часто цеплялось за густые колючие ветки елей. Как 
бы там ни было, а через час трудного пути мы добрались до только  что 
построенного нами же стана с нарами под нависшим камнем. Здесь мы и прожили 
одиннадцать дней. Конечно, провизии нам не хватило, и я выбегал на Столбы к 
четырем часам в воскресенье, когда обычно столбисты уходят в город. Оставленная 
на остающихся лишняя пища пригодилась, и на нее мы прожили еще несколько дней.  
Таков исстари столбовский обычай и эта традиция оставления часто выручала нас с 
Каратановым, зажившихся на Столбах. На Крепости бродили, облазали все камни. На 
третий день к нам пришли наши знакомые из деревни Базаихи,  где они жили на 
даче. А нашли они нас очень просто, по вате на еловых ветках от Каратановского 
одеяла, от которого остались только верх и низ, а вся почти вата стала 
украшением еловых деревьев тайги.
 
  Здесь Каратанов писал два этюда. Один в утренние часы, другой после обеда.  
Вечером разговоры у костра, делимся впечатлениями сегодняшнего дня, мечтаем о 
новых поездках и походах и т.д. Одна ночь не по-сибирски выдалась  теплая, 
и мы решили не спать, а слушать голоса ночи. Наш юный спутник уснул, а мы, 
погасивши костер, лежали на своих азямах и слушали. Как это интересно, когда в 
короткую летнюю ночь вам придется услышать: скрежетание гусеницы, 
усача-дровосека в стволе близ стоящей ели, падение какого-то древесного хлама 
прямо на вас с сомкнувшейся кроны деревьев, видимо, кто-то там, вверху пробежал 
куда-то, писк какой-то птички, видно ошибшейся в часах и подумавшей, что уже не 
ночь, а день. Хруст и довольно сильный какого-то сушняка на земле от неосторожно 
ступившего зверя там, в направлении сухого лога, из которого дальше идет еле 
заметный ручей, наконец самое интересное - падение какого-то трухлявого дерева, 
которое стояло, как говорится, до поры до времени и вот  в  эту 
теплую, летнюю, редкую у нас ночь ему наконец пришла пора и оно упало. Мы 
подумали об этом старце и решили с рассветом сходить и посмотреть эту лесную 
кончину. И мы нашли, оказалось, что это была береза. Зато спали потом до обеда. 
Как любил художник такие наблюдения в природе, они его радовали как ребенка. 
Любил он наблюдать и маленького жучка или муравья, восторгался формой тонко 
выделанного листочка, игривым рисунком на коре дерева и всем чем дарила нас 
кудесница наша суровая сибирская природа.
 
  Один этюд с Крепости мне тоже запомнился. Он как бы перекликался с этюдом с 
устья Маны. Справа темная стена Крепости с неясными ее деталями. За ней лесистый 
ближний хребет с высокими пихтами и елями, мы его звали Погребальным, а за ним 
освещенные солнцем, идущие вдаль и сливающиеся на горизонте с облаками далекие 
хребты. От ближнего, почти сине-фиолетового в гранитной стене Крепости до нежно 
голубоватых убегающих хребтов и облаков. Прожив на Крепости одиннадцать дней, мы 
вернулись в город и долго еще вспоминали этот крепостной заход.
 Зимой этого года Каратанов с друзьями ходил на речку Базаиху в т. называемую 
Черепановскую избушку, где и прожил 5 дней. Был мороз и на нарах у жарко 
натопленной железной печки друзья после лыжного ката с гор приятно отлеживались, 
вспоминая ход и падения, до которых художник был большой «любитель». Чай, 
пельмени и, конечно, не до рисования. Но виденные занесенные снегом картины 
гористой тайги, замерзшей речки и уютной избушки, приютившей его со своими 
спутниками, запечатлевались художником и впоследствии служили ему сюжетами 
многих картин из таежной жизни. Был он также с компанией и в Калтате на Диком 
Камне и любовался от него на заснеженную Крепость и вспомнил проведенные под ней 
одиннадцать  теплых летних дней. Работа в рисовальной школе шла своим порядком. Нагрузка была небольшая, 
дававшая художнику возможность бывать в природе что он и делал.  А.ЯворскийГАКК, ф.2120, оп.1., д.12 
         
 А.Л.Яворский. Из Минусинска в Красноярск на лодке Автор: Яворский Александр Леопольдович Владелец: Государственный архив Красноярского края Предоставлено: Государственный архив Красноярского края Собрание: А.Л.Яворский. ГАКК |  |