| Вот и главно
  Начало августа в тайге самое теплое время. Большинство трав и все деревья уже 
отцвели. Созревают плоды. До осенних дождей еще есть время, а летние уже прошли 
в июле. Наступило время некоторого засушья. Вновь вспыхнули пожары тайги от 
неосторожности ягодников с кострами. Самое время наливу ягод. Вслед за 
жимолостью, клубникой и кислицей начала буреть смородина, поспела черника, 
дозаривается и скоро будет красной брусника. Малина кое-где тоже поспела, но 
продолжает и цвести. Целые вереницы ягодников потянулись по таёжным тропинкам. С 
мешками за спиной, набитыми пустыми туясьями, с ведрами и корзинами на руках. 
Ягодные места давно известны большинству из них, а некоторые получили даже 
названья по их именам или фамилиям. Вот Копьева гора, Акулькина грива, а 
вот Ильичева рассоха или Ивахов ложок.
 Я шел Манской тропой на Ману и, нажимая на ход, обогнал до 20 ягодников. 
Перейдя Слизневу рассоху и пройдя с полчаса, взял на юго-восток, думая попасть 
на покати Индея. Пройдя немного, я ясно услышал стук топора, нарушивший тишину 
тайги и затем шум падающего дерева. Свернув в сторону звуков, я вскоре же набрел 
на людей, занятых строительством из вновь рубленого с пня леса небольшой таёжной 
избушки. Здесь, в густой чаще леса, куда только ненароком через хитросплетение 
ветвей густых елей заглядывал луч солнца, на поваленной пихте сидел знакомый 
базаец-охотник Семен Иванович Мезенин. Сзади него стоял другой крестьянин той же 
Базаихи - Андрей. Семен Иванович показывал пальцем на только что подрубленную 
ель, комель которой еще был на пне, и оба смотрели вверх по направлению этого 
жеста.  Бродни, картузы, широкие рубахи и шаровары, а также надетые сверху "спинжаки" 
сразу говорили о таёжных вкусах в одежде этих сибиряков. В тайге такой 
просторный костюм только и мог выдержать все испытания и оказывался закрепленным 
в быту промышленника.  - Вот  и  главно, она на осине и зависла. Надо бы ее направо 
валить, она бы и пошла в  чащину.  - Ничего, - сказал спокойно Андрей, доставая кисет и вытирая потный лоб   
рукавом, - закурим и мы ее отведем с осины.  И Андрей завернул цигарку, не торопясь спрятал кисет в карман, вынул огниво, 
почикал его о кремешок, предварительно растеребив кусочек трута, и закурил от 
него дымящегося при быстром вращении в воздухе.  - Время-то какое. Ай-ай! Самое что ни на есть дорогое, - со вздохом сказал 
Семен Иванович, - сейчас бы на Мане солонец подкормить, на Тюбиле, а то вот и 
осень подойдет. Вот и главно, что зверь пойдет нюхтить да лизать землю и 
натакается, гляди ходом и найдет соль опеть. А там и пообвыкнет и будет держатца 
поблизости. А тут кака корысь в этой избушке. Да мы ее уснем достряпать в два 
дни. Вот и главно, руби чашку поболе, обрубился, клади поболе моху, вот и вся 
наша таёжная наука. Пословица-то как говорит: "Если бы не  клин, да не мох, 
так плотник бы давно сдох". Вот и главно.  - Нет, Семен Иваныч, нельзя, посулились к сроку, значит и надо кончить.  - Вот и главно, что посулились, а разе мы 
не  поспей, да она куды от нас уйдет? Никуды. Как есь кончим. Вот и главно, 
што кончим. Не давши слово крепись, а давши - держись. Так и есть. Вот и главно, 
што кончим, да только не сейчас.  - Бог помощь, - сказал я, - выходя из чащи к базайцам.  - А! - сказал, приветствуя меня,  Семен Иванович. - Столбисту почтение, 
- и он бережно взял протянутую много руку, как бы боясь ее измять. - Это ты как 
же суды попал в таку чащину?  - Да вот, проходом на Ману. Шел, услышал кто-то в тайге рубится, ну и 
свернул. Хочу отсюда Индейскую покать нащупать, да каким-нибудь ложочком и 
выйти.  - А вот и главно, что тут до Индея, одново дыхнуть - и Индей, а покать 
вот-вот сама тебя позовет, ну кака верста, не боле. Как ельник пройдешь, будет 
рассошка, ты ей и иди, прямо на стару Черепановску и выйдешь, а там и Индей. Вот 
вишь и главно, что погодье-то како, только и бродить, а вот мы с избушкой 
связались, аж зло берет. Заглядывай к нам на Тюбиль, поди знашь где-ка он?  - Знаю, знаю, спасибо.  - А переправиться - это пустово, у меня чуть наискосок на той стороне 
лодченка спрятана, в ложочке лежит, бери и плыви.  - Спасибо, только едва ли, Семен Иванович, я думаю сойду в Ману, сгоношу 
салик, да и сплыву в город.  - Вот и главно, што лесу на салик на Мане сколь хошь, теперь он от сплаву 
этим мулем в каждом кусточке на берегу никак бревно лежит, бери и плотись. 
Берега-то ешшо не чистили.  - А вы кому или себе избушку рубите? - поинтересовался я.  - Да вишь тут один городски занарядили за сорок рублёв, мол, построй. Построй 
где ни на есь глуше, в трышшобе. Ну, пообешшались, и вчера с утра и начали 
рубиться; лес валить, да класть. Дохтора каки-то, охотничать говорят будем. Вот 
и главно, што охота.  - Ну что-ж, доброе дело, пусть себе охотятся, на твой век, Семен Иванович, 
зверя в тайге хватит.  - Вот  и  главно,   што  хватит   на всех,   
он ведь  на одном месте  не  стоит,   а все идет.  В это время, не принимавший в разговоре участия Андрей, подошел к комлю 
дерева и стал круто стесывать его сбоку, как бы заправляя торец на клин.  - Постой, Андрей, - сказал Семен Иванович, - да ты никак ее пустить винтом 
хошь?  - Ну  да, - отозвался Андрей.  - Вот и главно, винтом-то она али пойдет, али не пойдет, - и с этими словами 
Семен Иванович поднял с  земли топор и подошел к комлю.  - Давай-ка я порублюсь.  Топор сильным ударом заходил по дереву. Я занял место Семена Ивановича и стал 
следить за рубщиками.   "Ак!" - неслось  глухо  за каждым ударом топора.  Аканье в 
такт удару  топора у настоящих плотников - это профессиональная привычка, 
способствующая спокойному, но сильному вздоху и выходу и гарантирующая рубящего  
от   "задышки".  Семену Ивановичу,  как таёжнику, всегда 
имевшему  дело с топором, видимо, сама собой далась эта смекалка дышать в 
такт с поднятием и опусканием топора.  Лесина зашевелилась вверху и, сделав 
небольшой поворот заметно подвинулась ближе к концам осиновых веток.  - Мало, надо  ешшо, - сказал Андрей.  - Вот и  главно, - согласился Семен Иванович, - давай, руби рядом с  
моим,   авось сообча вывернем.   Действительно, после нескольких ударов топором, Андрею удалось повернуть  
дерево  еще.  Он отошел немного  в  сторону и, воткнув топор 
в пень, носком навалился на топорище грудью и дерево, скользя и поворачиваясь, 
пошло и  с  шумом рухнуло на траву, сломав попутно кустарниковую 
поросль.  - Вот и главно, оно завсегда так быват, когда сразу не смекнешь куды валить 
надо. Так, пожалуй, всю тайгу друг на друга нацепляшь, а толку мало будет. Да 
ты, - обратился ко мне Семен Иванович, - оставайся с нами чай пить. Мы вот череп 
у избушки выложим, - указал он на верх избушки, - попьем вместях чаю, да тоже на 
Ману подадимся, дела там наши охотницки есь у нас, а на обратном пути наколем из 
осины половиннику, да и кончим ее. - При этом он поглядел на Андрея, как бы 
желая слышать его мнение. Андрей ничего не сказал и только слегка махнул рукой, 
зная что перечить Семену Ивановичу трудно и мысленно поневоле согласился.  Я отказался от чая и, поблагодарив охотников, пошел своей дорогой.  Да! Семен Иванович - это настоящий охотник и таёжник. Тайга - это  его 
дом. Он вошел в  неё, как говорится, до мозга костей. Я хорошо  знал  
обоих братьев Мезениных Егора и Семена. Какая резкая противоположность они друг 
другу. Егор Иванович был крепеньким крестьянушкой, имел большой хороший дом с 
5-ю окнами, выходившими на улицу;  ворота с двумя калитками. Между домом и 
воротами была длинная скамейка человек на десять для праздничного сидения  
"за воротами" и бесед с односельчанами.  Дом с терраской ежегодно сдавался на лето двум семьям городских дачников, с 
которыми и зимой Егор Иванович и его жена держали связь, заезжая при случае или 
с базара обогреться и попить чайку. Сами хозяева на лето уходили в амбар, 
приспособленный временно под квартиру. Сена у Егора Ивановича заходили за сена.  
Хлеб  в  зерне и муке не выводился,  а излишки  продавались.  
Было  несколько  лошадей и дойных коров.  Крепкая семья с полем,   
огородом и со скотом.  Об  Егоре Ивановиче в Базаихе говорили как о 
первом человеке и чинно с ним раскланивались на улице. Крепко он держал в руках 
свое  хозяйство, дом и семью, во время и с избытком заготавливая всё от 
дров до  огородных и полевых культур.  Совсем другое дело был его брат Семен Иванович. Жил он на другой стороне 
речки в старой и почти непокрытой крышей избенке в одну комнату.  Эти места 
правобережья считались малярийными и холодными и ни один дачник  никогда 
здесь не искал себе летнего уюта. Но Семену Ивановичу, больше жившему на Мане, 
чем в Базаихе, было безразлично его базайское существование.   
Сельскому  хозяйству  он не придавал почти никакого  значения и  
если им занимался,  то  настолько  примитивно и незначительно,  
что удивлял всех односельчан своим нерадением к земле. Больше, пожалуй, 
хозяйствовала его жена, обращая  главное внимание,  как и сам Семен 
Иванович,  на  не сеяную жатву:  черемша, ягоды,  грибы и на 
прочие таёжные  дары.  Для единственной в хозяйстве лошади, на которой 
Семен Иванович ездил главным образом в тайгу,   засевалась небольшая 
полоска овса и чуть пшеницы. Косилась трава на сено  в  обрез на 
лошадь и коровенку. Небольшой огородик с картошкой да десяток куриц - вот и все 
хозяйство семьи Семена Ивановича.  Сидя под окошком своей лачужки, Семен Иванович с нетерпением ждал, когда 
закукуют кукушки и проснется тайга. Тогда он забивался на свой Тюбиль  и 
оттуда начинал свои похождения до поздней осени. Только выпавший снег  
заставлял его вспомнить родную Базаиху и он с трудом выходил из тайги.  На 
Мане по Тюбилю и другим притокам он бил зверя на солонцах, скрадывал с  
подветренной стороны по хребтам, подкарауливая на переправе через Ману.  
Прекрасно зная все повадки таёжного зверя и излюбленные места пастьбы и отдыха, 
Семен Иванович никогда не бывал без добычи и даже продавал при случае мясо. 
Ловил рыбу, харюзничал по манским быстрянкам на ходовую,  ставил морды, 
корчаги,  вентеля,  городил заездки  по  быстрым речкам, 
притокам Маны.  Ходил с острогой по  осени на спящую у берегов рыбу. 
Любил  глухариные тока, когда перед весенней зарей еще затемно спящую тайгу 
будил мощник, пощелкивая на крепком сучке высокого дерева. Зимой Семен Иванович 
не выдерживал и отправлялся на промысел на ту же Ману в свои угодья. Занимался 
охотой, стрелял коз, гонял на лыжах сохатого,  караулил у продушины выдру 
или ставил на нее капканы, бил медведя на берлоге, но главным образом белковал, 
переходя из речки в речку по лесистым хребтам тайги. Ловил подо льдом рыбу   
на уды, сетью и корчагой.  Когда Егора Ивановича спрашивали о брате, он только рукой махал и обычно 
говорил:  - Да што Семен, разе он хрестьянин? Одно слово охотничьим делом занялся и все 
хозяйство запустил.  А Семен Иванович говорил о брате:  - Вот и главно, што Егор на пашню навалился, а куды ему столь земли и сам не 
знат, одна забота. Смолоду как старик топчется на одном месте.  Нет, брат, я этово не люблю, я всё в тайгу, на Ману, на Тюбиль. Тайга - она 
накормит и напоит без пашни. Там и дыханье другое. Вот и  главно, а тайге 
надо знать как и што  в  ей - и будешь сыт.  От природы сильный человек, Семен 
Иванович как будто и не знал усталости. Всегда с винтовкой за плечами, он 
исходил все хребты вдоль обоих берегов Маны: от Урманской петли переволоки до 
устья. Знал и верхнюю Ману, побывав на Манских озерах, но больше всего любил 
Ману нижнюю, близкую к Базаихе и Енисею. Чего только не испытал он за свои 
скитанья по тайге, всё вплоть до схватки с медведем в рукопашную, когда он 
сломал об зверя свою берданку, ударив и убив наповал навалившегося на него 
медведя. Потом Семен Иванович жаловался при разговоре:    - Вот и главно, што берданку сломал о ево, о падлу, так ложе и переломил. 
Шкура-то четыре рубля стоит, а бардака шишнацать. Ну, да сам новую ложь  
сладил, вот и сичас хожу с ей.  "Вот и главно" - обычная поговорка Семена Ивановича, её он вставлял то в 
начали свой речи, то в конце, как бы желая отметить именно главное в речи.  "Вот и  главно", - скажем и мы, что Семену Ивановичу главным всегда была 
тайга и ее затаённый для других быт. В ней он слушал и понимал крики зверей и 
птиц, знал тропы, умел использовать все, что можно при минимуме средств 
производства. Ружье, топор и нож обеспечивали ему существование в тайге и были 
всегда с ним. Главное - это его таёжная смекалка. Семен Иванович не любил 
деревню за её сплетни, пересуды и установленный трафарет обихода, всегда 
требующий и стесняющий.  Только в тайге он считал себя свободным от этого ига, оно ему было непосильно 
и не по сердцу, оно ему просто мешало.  Как хороший знаток тайги он не раз брался водить по тайге деловых людей, 
выходя иногда за пределы своих географических знаний. Сопровождал едущих тайгой 
на Минусу и даже до границ Монголии, где никогда до этого не бывал:   
удивительная ориентировка и таёжная смекалка хождения по речкам и их 
водоразделам всегда выручала его в затруднительных случаях.  - Вот и главно, што в  эту Монголию 
и вышли,  к большому озеру Косойгол.     Эта таёжная выучка и чутье при скромности его натуры, силе и выносливости и 
были вот и главным.  В раздумье о тайге и  таёжниках я уже давно шел по покати к Индеям, уже 
опустился в глубокую и широкую покосную долину речки. В просвете долины вправо 
показались Манские горы, перекрывавшие друг друга поочередно то справа, то 
слева, обозначая собой хребты и долины по их означенных черточками разделам.  Через час ходьбы я был на Мане у устья Малого Индея, где у избушки и пил чай.  "Вот и еще одна резиденция Семена Ивановича", - подумал я. Да, на Мане 
действительно хорошо. Семен Иванович прав - дышится здесь легко.  Вот и главно, что это Мана, наша таёжная красавица.  Мингуль. III-54.  А.Яворский ГАКК, ф.2120, оп.1., д.118 
         
 А.Л.Яворский. Вот и главно
 Автор: Яворский Александр Леопольдович Владелец: Государственный архив Красноярского края Предоставлено: Государственный архив Красноярского края Собрание: А.Л.Яворский. ГАКК |  |