А.Л.Яворский. Столбы. Поэма
Часть 7. Рукавицы
  
Идут от былей небылицы 
Передают из уст в уста 
Про две гигантских рукавицы, 
Стоящих на верху хребта. 
Что было - только время знает, 
Нас быть тогда и не могло, 
Но вид их нам напоминает 
О том, что было и прошло. 
Раз под вечер, когда жара свалила, 
Прохлада от хребтов ползла к ручьям, 
И ночь как будто победила, 
Заставив сумерки сгуститься по логам 
Компаньей небольшой, всего нас было трио, 
На первой маковке Четвертого Столба 
Мы, солнце проводив, лежали и лениво 
Смотрели вдаль и около себя. 
Там Первый и Второй, как два зарода, 
За ними горизонт в лесах, хребтах, 
И в этой дали вечеру в угоду 
Все в слабых стушенных тонах. 
И как-то исподволь любуясь, созерцая, 
Мой взор остановил Второй. 
Какой гигант, громадина какая, 
И сам хребет под ним титан какой. 
И по хребта вершине вниз сходящей 
Я мысленно до Рукавиц скользнул, 
Их силуэт теперь, особенно разящий, 
Как будто даже лень спугнул. 
И в очертаньях их представилось два шлема, 
Времен нашествия французов на Москву, 
И новая, навязчивая тема 
Заставила вписать в скрижаль еще главу. 
И в этих двух стоящих радом стенах 
Мне чудилася схватка двух борцов, 
Обычная борьба для цирковой арены, 
Русско-швейцарская с захватом поясов. 
Тела их там, внизу хребта лесного. 
Здесь только две в уборах головы. 
Они сошлись, схватились, и ни слова, 
Как молчаливые гранитные столбы. 
Тот слева, ниже что, подсел. Попытка 
Поднять противника, крутнуть и положить, 
Обычная к финалу сметка, 
Чтобы борца опоры всей лишить. 
Но этот выше что и справа – здоровее 
И как борец не так то, видно, прост 
И левого борца обычная затея 
Удастся ли? К тому же малый рост. 
Но сильное фигуры напряженье, 
Вернее треуголки, говорит 
За страстное борца решенье, 
Который думает что все ж он победит. 
В нем вижу я портрет Наполеона 
Из Третьяковки, с Верещагинских картин, 
Где император, бросив роскошь трона, 
В Москве среди им созданных руин. 
И здесь в тайге темнеющей, угрюмой, 
На том хребте в чудовищной борьбе 
Он с тою же настойчивою думой, 
Представивший себя своей судьбе. 
Мечты побед и грезы славы, 
И мысль о власти без конца, 
И вольность боевой забавы 
При бледной дерзости лица. 
Таков борец, иль рукавица слева, 
Он, как сейчас стоит передо мной, 
С лицом без радости, без гнева, 
С своей надменной, гордой головой. 
Второй борец, иль рукавица справа  
(Она с напалком – правая рука) 
Не из искателей бездушной славы, 
В нем сразу видно руссака. 
Покрепче телом он, помешковатей, 
И при попытке левого поднять, 
Он, как все русские по складу тороватый, 
Старается себя в обиду не отдать. 
Спокойно будто дался, опустился, 
Но сам уперся в землю на ногах, 
Чтобы противник не словчился 
И не свалил его, подняв на мах. 
Спокойствие во всей его фигуре, 
И в крепкой, неуклюжей голове, 
Он с виду флегматичен по натуре, 
Но в нем холерика часть не одна, а две. 
Я узнаю России генерала 
Медлительно-спокойного борца, 
Которому Россия шпагу дала, 
Чтоб он довел борьбу ту до конца. 
Кутузов. Как сейчас передо мною 
Совет военный, в Филях он сидит 
С опущенной лохматой головою, 
И впечатление такое – будто спит. 
Склонил он голову, почти на грудь, седую, 
Ноги расставлены, а левая рука 
Спокойно на углу стола не протестуя 
Лежит. Вид дряхлого, больного старика. 
Но мысль одна в той голове поникшей – 
Поизмотать врага от родины вдали, 
Чтоб враг зарвавшийся и к стуже не привыкший 
Узнал все тяжести чужой ему земли. 
И он пошел на все в своем решеньи, 
И даже больше чем на все пошел, 
В приказе отступать на место наступленья 
И сдать Москву врагу на произвол. 
Рискованный маневр – отдать почти столицу 
Врагу. Ужасный, странный стих… 
Какие б видел он в тот миг печали лица 
Всех боевых соратников своих. 
Но он не видит их, он думает иное, 
Доступное лишь одному на том пути – 
Поистощить врага любой, любой ценою 
И армию спася к победе с ней прийти. 
Два профиля, достойные друг друга, 
Натуры две, одна другой сильней, 
Две силы равные на общем ратном круге 
Сошедшихся в бою богатырей. 
Громадных два столба – химеры Рукавицы, 
Стоящих наверху того хребта, 
Как были там, а здесь как небылицы, 
Фантазии и образа черта. 
И молча созерцали мы арену 
Среди ушедших вдаль щетинистых лесов, 
А ночь пришла сама собой на смену, 
И тьма легла в логах между хребтов, 
  
И стали холодны граниты в мраке ночи, 
Туманы залегли подобно серебру, 
Зажглись на небе звездчатые очи 
И потянуло вниз к горящему костру. 
И мы ползли на ощупь, по развалам, 
Скользили, пробирались, и крались, 
И времени прошло совсем не мало 
Пока все трое мы спустились вниз. 
И у костра мы долго рассуждали 
О двух борцах, стоящих над хребтом, 
Теперь наверное в густой туманной шали 
Закутанных в хаосе гор лесном. 
Поборет ли? И кто кого поборет? 
Истории язык нам ясно говорит. 
И это всем известно и без спора, 
Что Бонапарт Кутузовым разбит. 
А здесь обоих их поборет только время, 
Летящее в движении минут, 
Дробящее седых гранитов темя, 
Их уносящее в далекий, вечный путь. 
25.01.44 
Оригинальный рукописный текст: стр.1,
стр.2 
  
  
          
А.Л.Яворский. Столбы. Поэма. / Часть 7. Рукавицы 
Автор: Яворский Александр Леопольдович 
Владелец: Павлов Андрей Сергеевич 
Предоставлено: Павлов Андрей Сергеевич 
Собрание: А.Л.Яворский. Столбы. Поэма 
 |